Были страны богатые более, красивее видал и умней. Но земли с ещё большей болью не доводилось видеть мне.
Землю, где воздух, как сладкий морс бросишь и мчишь, колеся, — но землю, с которою вместе мёрз, вовек разлюбить нельзя.
Грядущие люди! Кто вы? Вот — я, весь боль и ушиб. Вам завещаю я сад фруктовый моей великой души.
Один за другим уходят великие, за мастодонтом мастодонт…
Которые тут временные? Слазь! Кончилось ваше время.
Отечество славлю, которое есть, но трижды — которое будет.
Значит — опять темно и понуро сердце возьму, слезами окапав, нести, как собака, которая в конуру несет перееханную поездом лапу.
Если глаз твой врага не видит, пыл твой выпили нэп и торг, если ты отвык ненавидеть, — приезжай сюда, в Нью—Йорк.
… Завтра забудешь, что тебя короновал, Что душу цветущую любовью выжег, и суетных дней взметённый карнавал растреплет страницы моих книжек…
Воспитание считают просто жизнью, перевоспитание — воспитанием, а глумление — перевоспитанием.
Юридически — куда хочешь идти можно, но фактически — сдвинуться никакой возможности.
Я против времени, убийцы вороватого. Сколькие в землю часами вогнаны.
Это только работать одному скучно, а курицу есть одному веселее.
Твори, выдумывай, пробуй!
Слово ласковое — мастер дивных див.
Солнце померкло б, увидев наших душ золотые россыпи.
Я душу над пропастью натянул канатом, жонглируя словами, закачался на ней.
Я одинок, как последний глаз у идущего к слепым человека.
Одна напечатанная ерунда создает еще у двух убеждение, что и они могут написать не хуже. Эти двое, написав и будучи напечатанными, возбуждают зависть уже у четырех.
Это время — трудновато для пера, но скажите вы, калеки и калекши, где, когда, какой великий выбирал путь, чтобы протоптанней и легче?
Я пишу потому, что я больше не в состоянии об этом думать.
Я всегда говорил, что лучше умереть под красным знаменем, чем под забором.
Что кипятитесь? Обещали и делим поровну: одному — бублик, другому — дырку от бублика. Это и есть демократическая республика.
Мойте окна, запомните это: Окна — источник жизни и света.
Господа! Мозг людей остер, но перед тайнами мира ник; а ведь вы зажигаете костер из сокровищ знаний и книг!
Не листай страницы! Воскреси! Надежда Сердце мне вложи! Кровищу до последних жил, в череп мысль вдолби! Я свое, земное, не дожил, на земле свое не долюбил.
Если из меня вытряхнуть прочитанное, что останется?
Железо куй, пока горячее. Жалеть о прошлом — дело рачье.
Нервы — большие, маленькие, многие! — скачут бешеные,и уже у нервов подкашиваются ноги!
Прежде чем начнет петься, Долго ходят, разомлев от брожения, И тихо барахтается в тине сердца Глупая вобла воображения.
Знаете что, скрипка? Мы ужасно похожи: я вот тоже ору — а доказать ничего не умею!
Ненавижу всяческую мертвечину! Обожаю всяческую жизнь!
И Бог заплачет над моею книжкой! Не слова — судороги, слипшиеся комом;
И побежит по небу с моими стихами под мышкой И будет, задыхаясь, читать их своим знакомым.
Моих желаний разнузданной орде не хватит золота всех Калифорний.
Короной кончу? Святой Еленой? Буре жизни оседлав валы, я — равный кандидат и на царя вселенной и на кандалы.
Кто воевал имеет право у тихой речки отдохнуть.
Наше знание — сила и оружие.
Не откроют нам причин потери ни петля, ни ножик перочинный. Может, окажись чернила в «Англетере», вены резать не было б причины.
Радость ползет улиткой, у горя — бешеный бег.
Ноги без мозга — вздорны. Без мозга рукам нет дела. Металось во все стороны мира безголовое тело.
Нет на свете прекраснее одежды, чем бронза мускулов и свежесть кожи.
Театр — не отображающее зеркало, а увеличивающее стекло.
Не ругайте меня мерзавцем за то, что редко пишу. Ей—богу же, я, в сущности, очень милый человек.
Многие вещи сшиты наоборот. Сердце не сердится, к злобе глухо.
Не поймать меня на дряни, на прохожей паре чувств.
Я ж навек любовью ранен — еле-еле волочусь.
Красивая женщина — рай для глаз, ад для души и чистилище для кармана.
Если ты меня любишь, значит ты со мной, за меня, всегда, везде и при всяких обстоятельствах.
Надо мною, кроме твоего взгляда, не властно лезвие ни одного ножа…
Как ужасно расставаться, если знаешь, что любишь и в расставании сам виноват.
Имя любимое оберегая, тебя в проклятьях моих обхожу.
И вы узнаете, что люди бывают нежны, как любовь, к звезде вздымающаяся по лучу.
Любовь любому рожденному дадена, — но между служб, доходов и прочего
со дня на день очерствевает сердечная почва.
Мой рай для всех, кроме нищих духом.
Поэзия – производство. Труднейшее, сложнейшее, но производство.
После электричества совершенно бросил интересоваться природой. Неусовершенствованная вещь.
Для веселья планета наша мало оборудована.
Тише, философы! Я знаю — не спорьте — зачем источник жизни подарен им. Затем, чтоб рвать, затем, чтоб портить дни листкам календарным.
Что мне до Фауста, феерией ракет скользящего с Мефистофелем в небесном паркете! Я знаю — гвоздь у меня в сапоге кошмарней, чем фантазия у Гете!
Сегодня у меня очень «хорошее» настроение. Еще позавчера я думал, что жить сквернее нельзя. Вчера я убедился, что может быть еще хуже — значит, позавчера было не так уж плохо.
Плохо человеку, когда он один. Горе одному, один не воин — каждый дюжий ему господин, и даже слабые, если двое.
Тот, кто всегда ясен, тот, по-моему, просто глуп.
Ураган, огонь, вода подступают в ропоте. Кто сумеет совладать? Можете? Попробуйте…
У прочих знаю сердца дом я. Оно в груди — любому известно! На мне ж с ума сошла анатомия. Сплошное сердце — гудит повсеместно.
Увидев безобразие, не проходите мимо.
Но бывает — жизнь встает в другом разрезе, и большое понимаешь через ерунду.
Надо жизнь сначала переделать, переделав — можно воспевать.
Светить всегда, светить везде, до дней последних донца, светить — и никаких гвоздей! Вот лозунг мой и солнца!
Послушайте! Ведь, если звезды зажигают — значит — это кому-нибудь нужно?
